С киностудии шь. Довженко марка донского выжили несмотря на то, что его «радуга» стала первым советским фильмом, удостоенным «оскара», и заставила плакать президента сша рузвельта
100-летие -- это юбилей, звучат на котором, как правило, воспоминания тех, кого уже нет в живых. Режиссеру Марку Донскому в этом смысле повезло: на киностудии им. Довженко, прославленной им в середине минувшего века, до сих пор работают люди, знавшие его лично.
В 50-е годы Марк Семенович считался на киевской киностудии самым влиятельным мастером: Чухрай, Алов, Наумов, Параджанов, по сути, продолжали у него свое режиссерское образование. Именно в Киеве Донской создал такие шедевры, как «Радуга», «Непокоренные», «Дорогой ценой», «Мать». И наша «Радуга» стала первым советским фильмом, удостоенным «Оскара». Это над ней президент США Рузвельт так расчувствовался, что спросил: «Чем мы можем сейчас, немедленно им помочь?» -- и заплакал… Это благодаря Донскому знаменитый итальянец Росселини создал одну из лучших картин в истории мирового кинематографа -- «Рим -- открытый город»: он говорил, что снял ее под влиянием «Радуги»…
Всего на счету Марка Донского 18 фильмов. О том же, что осталось «за кадром», рассказывают люди, которые в те годы были рядом с Мастером.
Наталья Гебдовская, актриса: «Донской первым так откровенно показал человеческие страдания»
-- Наталья Александровна, в титрах «Радуги» вашей фамилии я не видела, но в музее студии есть фотографии из этого фильма: на многих вы сняты вместе с Натальей Ужвий, которая исполняла главную роль. Как это понимать?
-- В «Радуге» я играла крестьянку из окружения главной героини. А еще Донской попросил меня быть и его ассистентом по работе с детьми, потому что видел, как я их люблю и как они меня слушаются. На основную детскую роль взяли моего сына Алика, которому тогда, в 1941 году, было 7 лет. Зиму снимали возле китайской границы, в Урджарах (студия была эвакуирована в Ашхабад). Если Алику по сценарию полагалось плакать, я тихонько говорила ему на ушко: «Ты -- артист, поэтому должен делать то, что скажет режиссер».
Когда делали сцену, в которой по снегу шли окровавленные партизаны, Алику не пришлось объяснять, что делать: и без подсказки он с искренним сочувствием смотрел на «измученных» людей. Но крупные планы доснимали в Ашхабаде -- в павильоне, где вместо снега лежала вата. Искусственная ситуация не вызывала у ребенка естественной реакции -- Донской нервничал, грозил снять его с роли, но ничто не помогало. Марк Семенович буквально взмолился: «Наташа, ну сделай же что-нибудь!» -- «Я не пошлю дедушке и папе твои фото, и они не узнают, что ты -- артист», -- сказала я сыну. И Алик заплакал. Донской был поражен тем, что сработал такой простой прием.
После этого он приставил меня к Наталье Ужвий, которая далеко не всегда находила в кадре нужную тональность. Дело в том, что Марк Семенович первым решился на откровенный показ страданий человека на войне. А Наталья Михайловна расценила это как «добро» на педалирование эмоций и дала волю своему темпераменту. Он умолял ее: «Не надо надрыва, не переигрывай, показывай крепость человеческого духа!» Она обиделась: «Ты не даешь мне сыграть Олену так, как я ее чувствую». Обессиленный, Донской в конце концов сказал: «Ладно, играй как хочешь». Очередную сцену сняли без его комментариев и отдали в проявку. А когда на следующий день Марк Семенович показал нам материал, Ужвий впала в шок. «Який жах! Який жах!» -- шептала она. Сцену переснимали, а вечером за черепашьим супом (основное наше питание в Ашхабаде) мы обсуждали трагическую судьбу героини. Ведь партизанка Олена пришла в свое село, чтобы там родить ребенка, а фашист убил новорожденного на ее глазах. Что в такой ситуации есть «крепость духа» и как ее сыграть?..
-- На вашей собственной судьбе работа в фильме как-то отразилась?
-- Во время съемок в меня влюбился настоящий немец -- актер Ганс Клеринг. Довженко снял его в «Щорсе», а Донской увидел и пригласил в «Радугу». Ганс играл фашиста. Представьте себе: идет война, а тут -- «натуральный» немец. Его даже пытались арестовать, но Донской не дал. Когда я поняла, что Ганс мне симпатизирует, то старалась даже взгляда его избегать. Но он искренне полюбил моего Алика и постоянно приносил его любимые свежие помидоры. Я не разрешала брать, сын же возражал: «Этого не запретил бы мне даже папа»… Еще Ганс подарил Алику часы, о которых тот давно мечтал…
Наши «киношные» мужчины иногда выезжали на охоту. Они ловили фазанов, а мы с Натальей Михайловной их готовили -- по рецептам Ганса. И черепаховый суп, который мы сначала не могли даже в рот взять, научил нас варить. На меня Ганс смотрел с нежностью, а на мои сердитые взгляды, улыбался: «Ты так похожа на мою маму»…
В съемочной группе этот платонический роман не поощряли. И только Марк Семенович относился к этому с пониманием: мол, ну и что, что немец? Человек-то благородный, актер замечательный. Когда Ганс сделал мне предложение, я как в бреду, побежала в библиотеку, схватила с полки «Материализм и эмпириокритицизм» Ленина и углубилась в изучение. Мне надо было куда-то запрятать свой страх, а у Ленина -- такие дебри! Ответить Гансу я должна была на банкете по случаю завершения работы над фильмом и получения восторженных телеграмм -- от автора сценария Ванды Василевской и от президента США Франклина Рузвельта. Но на банкет я не попала (роль не того масштаба!), и от нашей семьи был там только Алик, который получил личное приглашение. Больше к вопросу о браке мы не возвращались: я все еще надеялась получить хоть какую-то весточку от мужа с фронта, а Ганс понял все и без моих объяснений.
Мой муж с войны так и не вернулся. А Ганс Клеринг стал директором знаменитой киностудии ГДР «Дефа». При случае он всегда передавал мне приветы, сувениры, звал в гости. Но разве можно было в то время воспользоваться подобным приглашением? Марк Семенович как-то спросил меня: «Почему ты до сих пор одна? Вот и Ганс не женится». Разве могла я ему объяснить, что так и не поборола свой страх?
Владимир Черный, киноредактор: «Он очень любил людей со «смеющимися» глазами»
-- Как пересеклись ваши дороги с Марком Донским?
-- Мы с ним подружились, когда он снимал на нашей студии фильм «Дорогой ценой» по Коцюбинскому, а я работал в студийной газете «За радянський фiльм». Марк Семенович частенько заглядывал в редакцию. И всегда удивлял меня своими неожиданными вопросами. Например: «Чем ты объяснишь, что, когда в России было крепостное право, Украина имела Запорожскую Сечь?» На съемочной площадке он мог упасть и биться об пол или топать ногами, как ребенок. «Я тебе объясняю, как играть, а ты что творишь? Где твои глаза?!» -- кричал он актеру. Вообще глазам он придавал огромное значение. Так, снимая легенду о любви «Дорогой ценой», не раз восклицал: «Тут глаза героев, знаешь, какие нужны?!»
Марк Семенович очень любил людей с добрыми, «смеющимися» глазами -- «не испорченными уродством окружающего мира». «Хочется сделать, -- мечтал он, -- по-чаплински: установить аппарат, чтобы он фиксировал красоту мира, и от этого переходить к человеческому лицу; делать переход от самых общих планов к глазам -- душе человека… »
-- Говорят, у Донского произошел серьезный конфликт с тогдашним руководством студии. Из-за чего?
-- Он резко выступал против авторитарного стиля руководства, против категоричных высказываний о материале того или иного фильма, против политики сдерживания молодых и смелых режиссеров. Директору студии эти споры надоели -- и вопрос о «скандалисте» Донском, мешающем творческому процессу, вынесли на собрание коллектива. В те времена, а это был 1958 год, подобные собрания, как правило, заканчивались «единодушным» решением об изгнании бунтаря. Не избежал этой участи и Марк Семенович. Он покинул студию так тихо, что никто этого даже не увидел. Не попрощался и со мной.
Я надеялся встретиться с ним на премьере его замечательной картины «Дорогой ценой», но стараниями властей прокатной судьбы у фильма не было. Так что увиделись мы только через 10 лет -- на фестивале в Ашхабаде. В круговерти фестивальных встреч и банкетов мы с Марком Семеновичем не успели поговорить по душам. Но мне запомнился один вечер, вернее, ночь, когда мы возвращались в гостиницу пешком и он рассказал, что в одном французском журнале написали: «Христос у Донского живет не в церкви, а среди народа». Я был удивлен, увидев, как по-детски радуется великий режиссер этой фразе. А он вдруг произнес: «Ты знаешь, что мне Эйзенштейн когда-то сказал? Что он верит в Бога, но об этом никому никогда не говорил». Стало ясно: эта тема Донского очень волнует. Однако лезть к нему в душу я не посмел…
-- Но Донской был коммунистом, и почти все герои его -- коммунисты… Как же это сочеталось с верой в Бога?
-- Марк Семенович хотел, чтобы его герои на экране жили, как обыкновенные люди. И хотя западные критики в любом фильме, заставляющем верить, что люди могут быть счастливы при советском режиме, усматривали «пропаганду» (именно по этой причине во Франции был запрещен фильм «Как закалялась сталь»), у Донского никакой пропаганды нет. И даже в военных картинах: в них нет Кремля, а есть фронт и солдаты, которые, несмотря на всю тяжесть своего положения, не становятся профессионалами человеческой бойни.
Виктор Гресь, кинорежиссер: «Он умел открывать в человеке самые благородные чувства»
-- Виктор, я знаю, что своего сына вы назвали в честь Марка Донского. Почему?
-- В мою жизнь Марк Семенович вошел, когда я погибал, сраженный «приговором» своей дипломной работе «Кто умрет сегодня» -- «без права постановки». Похоже было, что началась травля. И единственным человеком, вставшим в 1967 году на мою защиту, оказался Марк Донской. Казалось бы: ну что ему, давно москвичу, до бедного киевского дебютанта? Уж не знаю, где увидел он мой дипломный фильм, но собрал на просмотр в Болшево авторитетных и уважаемых режиссеров -- Герасимова, Ромма, Рошаля, Райзмана -- и показал им эту «антисоветскую» короткометражку. «Мы тебя в обиду не дадим», -- сказал Марк Семенович и уже через несколько дней добился для меня разрешения на постановку полнометражного фильма на любую (!) тему.
Я собрался ставить «Пропавшую грамоту» Гоголя. Но только дошел до кинопроб -- и картину остановили. Хотел сделать фильм о Кармелюке, собрал материал -- тоже не дали. И «Четыре сабли» Яновского не запустили. Марк Семенович взрывался, встречался с нашими чиновниками, но они были «непробиваемы». На студии я стал изгоем. У меня отнялись ноги, а в голову лезли самые ужасные мысли!.. Обеспокоенный моим состоянием, Донской звал в Москву, на студию Горького. Но я не мог уехать: на Украине мои корни, семья. Я рос с «Тарасом Бульбой» и со школьных лет мечтал сделать яркую украинскую историю достоянием народа. Благодарение Богу, этот дорогой сердцу материал наконец-то понемногу приближается ко мне: сейчас я пишу сценарий главного фильма своей жизни. Но мысленно возвращаюсь в те времена, когда Донской меня спас, ведь иначе сегодня ничего бы не было.
Он умел открывать в человеке самые благородные чувства. Несмотря на то, что мы находились далеко друг от друга, Марк Семенович стал мне как отец. Приезжая в Москву, я жил у него, а в Киеве он с семьей всегда останавливался у нас… Когда Донской узнал, что я назвал в его честь своего сына, он прислал теплые поздравления и фото: «Дорогому тезке Марку от Марка». А после того как я снял получившие международные награды фильмы «Слепой дождь» и «Голубое и зеленое» (кстати, не на студии Довженко, а на Укртелефильме), сын Донского Саша написал обо мне несколько статей.
-- Никогда не жалели, что не перебрались под крыло Донского?
-- Нет. Здесь, в Киеве, я получил от судьбы подарок -- постановку любимой сказки «Черная курица… » Антония Погорельского (это псевдоним писателя Алексея Перовского -- дяди Алексея Толстого). Жизнь с лихвой вознаградила меня за все испытания: мне достался приз международного кинофестиваля 1981 года, много других наград. Жаль только, что Марк Семенович «Черную курицу… » не успел увидеть. В 1980-м, как раз под Новый год, я сдал картину, а в марте 81-го мой спаситель и друг ушел из жизни. Для меня это была страшная потеря. В моем понимании Донской -- это Дон Кихот кинематографа. Ему было чем гордиться: народный артист СССР, Герой Соцтруда, обладатель двух Государственных премий, призер Венецианского фестиваля 1946 года и фестиваля в Локарно 1960-го, обладатель «Оскара»… Но он не искал суетной популярности. И этим доказал, что, подобно Вселенной Бальзака или Ренуара, Достоевского или Сурикова, Феллини или Рериха, существует и Вселенная Донского.
522Читайте нас у Facebook
