Тяжелее всего было видеть в российском суде родных, но не иметь возможности их обнять, — Андрей Эйдер
«Мы просидели полночи, не могли наговориться»
Свадьбу Андрей и Марина планируют сыграть только через год, когда девушке исполнится 18 лет. А пока влюбленные после недели, проведенной в Киеве, вернулись в родную Одессу. В разговоре с корреспондентом «ФАКТОВ» Андрей признался, что едва ли не больше всего мечтал увидеть море.
— Это было одно из основных желаний, — рассказал «ФАКТАМ» Андрей Эйдер. — Именно море и жизнь в Одессе вдохновили меня на то, чтобы стать моряком. Я мечтал об этом с детства, когда учился в пятом классе. Поэтому после школы поступил в Одесский морской лицей.
Когда вернулся в Украину, хотел сделать еще несколько вещей. Например, пойти в «Макдоналдс» (смеется). Это желание я уже осуществил. Еще хотел купить ноутбук и поиграть в игры.
— А сделать предложение любимой девушке?
— Честно говоря, я планировал сделать это прямо у трапа самолета, где нас встречали родные и президент. Но у трапа меня встретила мама, а Марина в этот момент только летела в Киев. Мы увиделись уже в больнице «Феофания», в которую в тот день привезли всех моряков.
О кольце для Марины Андрей позаботился заранее, еще находясь в «Лефортово». Несмотря на то что у украинских моряков практически не было связи с родными (только через адвокатов и консула), Андрею удалось поднять на ноги едва ли не всех родственников. О готовящемся сюрпризе не знала только Марина.
— Знала даже моя мама, — говорит «ФАКТАМ» Марина. — Это была целая спецоперация. Просьбу купить кольцо Андрей передал своему отцу через адвоката. В телефоне папы Андрея сохранилось это сообщение. Отец и мачеха Андрея тут же организовали покупку кольца, которое передали в Киев через волонтеров. Андрей ожидал увидеть меня у трапа самолета, но я не успела приехать. До последнего не верилось, что обмен все-таки состоится. Я ведь приезжала в «Борисполь» 30 августа, когда все внезапно заговорили об обмене. Вместе с родственниками других моряков и журналистами ждала наших в аэропорту, думала, что они уже летят. Помните, какой был ажиотаж в прессе? Но потом нам позвонили и сказали, что на сегодня отбой — дескать, придется еще подождать. Поэтому, когда 7 сентября снова появилась информация об обмене, я уже не верила, что это случится. Как же я плакала, когда смотрела трансляцию! Тут же полетела в Киев. О том, что Андрей готовит сюрприз, мне никто не говорил и даже не намекал. Но я чувствовала, что произойдет что-то особенное.
Андрей сделал мне предложение в больнице. Мы просидели полночи, не могли наговориться. И тут вдруг он спросил: «А ты знаешь, почему я тебя больше всех ждал на трапе?» «Нет, — говорю. — Почему?» «Я хотел сделать тебе предложение», — сказал Андрей. И спросил, стану ли я его женой.
— Вы сразу сказали «да»?
— Андрей не оставил мне выбора (смеется). А если серьезно, то я, как и он, очень сильно этого хотела. Несмотря на то что сейчас мне всего 17 лет, я хочу стать женой Андрея. Вся эта ситуация, его ранение, плен только укрепили наши отношения. Андрей увидел, что я его дождалась, что боролась за его освобождение. А я поняла, что очень сильно его люблю… Под утро, когда я, наконец, уснула, проснулась мама Андрея. Андрей, улыбаясь, показал ей кольцо на моем безымянном пальце. Хоть и не у трапа самолета, но сюрприз удался.
Марина признается, что Андрей удивляет ее не впервые. Неожиданностью для нее стали письма из СИЗО, которые моряк передавал через адвоката. Это были стихи.
Ночами вижу сны… Где дверь,
Звонок, встречаешь у порога.
И сразу больно засыпать…
Ведь сон не реальность!
— Раньше Андрей никогда не писал ничего подобного, — признается Марина. — Стихи, которые он присылал из СИЗО, очень искренние и проникновенные. Их очень много, хватит на целый сборник. Возможно, Андрей когда-то издаст такую книгу.
«В „Матросской тишине“ к нам относились как к обычным зэкам. К счастью, без рукоприкладства»
— Переписываться получалось редко, — продолжает Марина. — Максимум одно-два письма в месяц. И те не всегда приходили вовремя.
— Вернее, почти никогда не приходили вовремя, — уточняет Андрей. — В августе я получал письма с новогодними поздравлениями. Как только попал в Керченский госпиталь, мне дали возможность буквально минуту поговорить по телефону с родными. Я успел сказать им, что жив… А еще один раз за все это время дали разрешение на короткий телефонный разговор. Я позвонил Марине. Мы разговаривали не больше десяти минут.
— Это было так неожиданно, — вспоминает Марина. — Я растерялась. Слишком много всего хотелось сказать, и мы не знали, с чего начать.
— Мы поговорили на какие-то обыденные бытовые темы, — продолжает Андрей. — Ничего толком не успели друг другу сказать. На судебных заседаниях, куда постоянно приезжала моя мама, удавалось перекинуться буквально парой слов. Нам не разрешали никаких свиданий. Меня часто спрашивают, что в плену было самым сложным. Так вот, это и было тяжелее всего — видеть лица родных, но не иметь возможности обнять их и поговорить.
Читайте также: «Нас мало, но мы в тельняшках»: мама пленного украинского моряка опубликовала трогательное письмо сына
С другими украинскими моряками Андрей тоже виделся только в зале суда.
— И в «Матросской тишине», и в «Лефортово» я сидел в камере с людьми, которые действительно совершили преступления. В основном это были взяточники, мошенники, — вспоминает Андрей. — Отношение ко мне было разным. В Керченском госпитале к нам были приставлены сотрудники спецслужб. Они относились к нам нейтрально, а врачи — очень хорошо. Наверное, это потому, что врачи там украинские, это же наша Керчь.
В «Лефортово» к нам обращались на «вы», уважительно. Думаю, если бы это дело не было настолько громким и публичным, все было бы иначе. А вот в «Матросской тишине» к нам относились как к обычным зэкам. К счастью, без рукоприкладства. Но со стороны некоторых людей чувствовалась явная неприязнь. Когда я попал в «Матросскую тишину», у меня еще были серьезные проблемы с ногами, ощущались последствия ранений. Нужна была помощь врачей. И там были врачи, которые перед осмотром забывали надеть стерильные перчатки. Шел по тюремному коридору, потрогал грязную решетку — и потом теми же руками лез мне в рану.
«В обеих ногах до сих пор остались мелкие осколки»
— Какие вы получили ранения?
— Пострадали обе ноги, — рассказывает Андрей. — Два осколочных ранения левого коленного сустава и три осколочных ранения правого бедра. Честно говоря, даже не знаю, сколько мне сделали операций. Все это происходило в Керченском госпитале под общим наркозом, и подробностей потом никто не рассказывал. В обеих ногах до сих пор остались мелкие осколки. Но говорят, что удалять их не нужно. Если они не будут мне мешать, больше никаких операций не потребуется. Сейчас ноги практически не болят.
Я нормально хожу, даже бегаю. Но если приседаю, начинает как будто выворачивать суставы. Устаю к концу дня или когда долго стою. Врачи говорят, что нужно как можно больше ходить пешком — это и будет моей реабилитацией. До сих пор, пока я был в СИЗО, у меня была возможность ходить всего час в день. А камера была такого размера, что, когда ты стоишь, сосед уже не может тебя обойти. Камера крохотная, примерно два на три метра.
— Вы помните, как были ранены?
— Я помню, что в момент, когда шел обстрел и в нас летели снаряды, думал только о своих родных. О том, что будет с ними, как они будут жить, если со мной что-нибудь случится. Ревели двигатели, в воздухе мелькали трасссеры, которые отражались в море… Потом хлопок — и я потерял сознание. Через некоторое время пришел в себя, но после этого опять отключился. Окончательно пришел в себя уже на российском корабле, где мне оказывали помощь. Первые минуты три ничего не чувствовал. А затем ощутил сильную боль в обеих ногах. Понял, что получил несколько ранений…
Читайте также: За семь месяцев один телефонный звонок: пленный украинский моряк рассказал о порядках в российской тюрьме
— Я в тот момент была в Одессе, — говорит Марина. — Ждала, что Андрей скоро вернется домой. Они ведь должны были уходить в море всего на несколько дней. Хотя у Андрея, кстати, было плохое предчувствие. Для него это был только третий месяц службы и второй выход в море. Но в этот раз он не хотел идти… О произошедшем в Керченском проливе я, как и все, узнала из новостей. Сначала передали, что захвачены наши корабли. Позже сообщили, что есть раненые. У меня все похолодело внутри. Я почему-то сразу подумала: «Это Андрей!» Так и оказалось.
19 лет Андрею Эйдеру исполнилось в московском СИЗО. Марина за время заключения любимого окончила школу и поступила в академию пищевых технологий. С тех пор, как влюбленные встретились в больнице 7 сентября, они ни на день не расставались.
— Все время вместе, — улыбается Марина. — На самом деле мы вместе уже три года. Познакомились, можно сказать, на детской площадке. Мне тогда было всего 14 лет, а Андрей уже учился в морском лицее. Он увидел меня на улице, подошел и сфотографировался со мной. Сказал, что я настолько ему понравилась, что он бы хотел сделать фотографию. Андрей тоже мне сразу понравился, мы начали общаться. И вот в следующем году у нас свадьба.
— Недели в Киеве мне хватило, чтобы полностью прийти в себя и адаптироваться, — признается Андрей. — В столице я, кстати, побывал впервые. Познакомился с огромным количеством людей. Очень благодарен всем за поддержку. Многие спрашивают, чем займусь. Буду и дальше служить. И теперь хочу идти на офицера.
Ранее «ФАКТЫ» рассказывали о свадьбе пленного украинского моряка Виктора Беспальченко и его невесты Татьяны, которая состоялась прямо в СИЗО «Лефортово».
Фото из Facebook
В заголовке стоп-кадр телеканала «1+1»
1484Читайте нас у Facebook
