Даже потеряв ступню, найду способ отомстить оккупантам за погибшего друга, — ветеран АТО

«Мы с Ильей полтора месяца по ночам расчищали от мин и растяжек проход к позиции врага, а затем проникли на нее и унесли с собой крупнокалиберный пулемет»

— За своего фронтового друга Илью Сербина я бы жизнь отдал, не сомневаюсь, что и он пожертвовал бы собой ради меня, — продолжает Станислав Гибадулин. — Илья был человеком бесстрашным и решительным — ни черта не боялся! Я такой же. Вот и стали друзьями — не разлей вода. До нашего знакомства в 25-м отдельном мотопехотном батальоне «Київська Русь» Илья повоевал в двух разведывательных подразделениях. А я — в разведывательно-диверсионной группе полка «Азов». Как совершать вылазки в тыл врага, мы к моменту нашего знакомства знали хорошо.

Вскоре после того, как наш батальон «Київська Русь» зашел на Светлодарскую дугу, мы с Ильей провели свою первую совместную операцию. Ночью, используя тепловизор, незамеченными прошли первый пост противника, а затем и второй, установили румынский сине-желто-красный флаг в тылу врага (дело в том, что я считаю себя румыном). Утром в стане сепаратистов начался переполох — понаехали начальники (экипированные по всей форме — в касках, бронежилетах), отчитывали окопных вояк за нерадивость, то и дело указывали руками на наш флаг. Мы наблюдали за этим «шоу» в бинокль.

Участвовали с Ильей во многих операциях в тылу врага. Говорить о них, думаю, еще рано. Расскажу о той, короткая информация о которой стала достоянием гласности. Мы с Ильей провели ее на Светлодарской дуге по своей инициативе в январе 2018 года — увели у «сепаров» крупнокалиберный (под пули 12,7 миллиметра) пулемет «Утес». Противник установил это оружие на терриконе напротив наших позиций. Мы с Ильей примерно полтора месяца готовились к этой операции: под покровом ночи разминировали тропинку к огневой позиции врага, изучали, что на ней происходит. Информация нам была нужна, чтобы придумать, как незаметно пробраться во вражеский окоп и забрать «Утес».

— Какой план операции вы составили?

— Решили воспользоваться тем, что глубокой ночью «сепарский» пулеметчик и его помощник ходят к подножию террикона за дровами для печки. В это время на позиции никого нет. Таким образом, у нас было минут 15—20.

Отслеживали прогноз погоды, чтобы выбрать подходящую ночь для выполнения плана. Тут следует сказать, что во Вторую мировую войну самыми благоприятными для вылазок за линию фронта считались безлунные ночи. В наше время на передовой используются тепловизоры, от них кромешная тьма не защитит. Так что мы ждали не безлунной, а ветреной, морозной, снежной ночи. Ведь в такую погоду солдату хочется спрятаться в блиндаж, погреться у печки. К тому же на холоде не очень-то попользуешься тепловизором — быстро разряжаются батарейки, электронная «начинка» приборов начинает давать сбои.

Читайте также: Американский миллионер погиб за Украину: в Киеве отрывается выставка «Нью-Йорк — Іловайськ: Вибір»

— В котором часу вы отправились на операцию?

— В половине третьего ночи. Взяли с собой глушители, специальные патроны для бесшумной стрельбы. В ту очень ветреную ночь выстрелы от них были слышны не более чем на пять-десять метров. Поначалу все шло по плану: «сепары» отправились за дровами, и мы проникли на их боевую позицию. Я стал наблюдать за ситуацией на подступах к окопу, а Илья занялся пулеметом. Дергал его, дергал, но «Утес» будто прирос к земле. «Не получается, попробуй ты», — сказал он. Я тоже, как ни старался, не смог сдвинуть пулемет с места. Илья предложил: раз не удается взять его со станиной (это такая тренога), то давай заберем без нее. Я не согласился. Ведь «Утесы» уже давно не выпускают, поэтому станины для них — дефицит. Волонтеры привозят самодельные, но они не такие хорошие, как родные. А в данном случае станина была заводская. Поэтому я настоял, чтобы мы постарались ее сорвать с места. Разбираться с этим вдвоем было нельзя — кто-то один должен был следить за обстановкой.

Через некоторое время я увидел, что «сепары» возвращаются с дровами. Тихонько сказал об этом другу. Двое вражеских солдат шли расслабленно, причем не по окопу, а по открытой местности — понадеялись на защиту темноты и непогоды. Мы подпустили их на расстояние метров 10—15 и нашпиговали свинцом. Как я уже говорил, услышать издалека наши выстрелы было невозможно. Устранив опасность, занялись пулеметом. Долго с ним возились — уже начало светать. Оказалось, что к земле примерз мешок с песком, которым «сепары» придавили станину пулемета. Все же в четыре руки сорвали мешок с места, и станина поддалась. Понесли на свои позиции не только пулемет, но и много других трофеев: бинокли, автоматы, карты огня…

В те минуты было очень светло и радостно на душе — операция удалась, мы остались живыми и невредимыми. Это радость победы. Я знаю, что многие бойцы на войне влюбляются в такие переживания. Кстати, в одном фильме об Афганской войне есть такие слова: «Упоение сражением часто превращается в неизлечимую зависимость. Потому что война — это наркотик». Теперь я знаю, что это не пустые слова.

— У вас есть оберег?

— Нет. Я, к слову, не верю в загробную жизнь. Когда человек умирает, для него, увы, все заканчивается. Людям с таким мировоззрением, как у меня, вероятно, психологически сложнее, чем верующим, рисковать жизнью. Накануне боевых операций я внутренне соглашался с тем, что могу погибнуть. Но в бою был совершенно бесстрашным. Тут есть важный нюанс: одно дело просто участвовать в операции, другое — решиться сделать самое опасное, скажем, первым подняться в атаку. На такое способны немногие.

«Ехали в кузове КрАЗа, и вдруг увидел, что на нас летит противотанковая ракета. Через несколько мгновений она угодила в борт нашего грузовика»

— Вас наградили за то, что захватили у врага пулемет?

— Да, командующий АТО лично приехал увидеть, кто же эти отчаянные бойцы. Он распорядился представить нас с Ильей к награждению орденами «За мужнiсть». Как я уже говорил, за пулеметом в стан врага мы пошли по своей инициативе. Так «бойове розпорядження» на проведение этой операции командование оформило задним числом. Нас обоих наградили орденами. Илью — посмертно.

Читайте также: «Я на передовой помогал раненым бойцам»: военврач из Ирака добровольцем пошел в ВСУ

— При каких обстоятельствах он погиб?

— В нашу с ним позицию «прилетел» мощный боеприпас, скорее всего, граната, выпущенная из СПГ (станкового противотанкового гранатомета). Думаю, «сепары» на нас специально охотились. Дело в том, что мы порядком допекали им огнем из АГС — станкового автоматического гранатомета. Илья был гранатометчиком, я — его помощником. Противник вычислил нашу позицию и прицельно накрыл ее. Осколок угодил Илье в челюсть и проник в шею, повредив яремную вену. Мне один осколок вошел в правую ногу, задел главную бедренную вену и артерию. Другой попал чуть ниже живота, ранил желудок, кишки, селезенку. Мы находились на переднем крае — в «красной зоне» (зоне обстрела). Несмотря на ранения, выбрались оттуда самостоятельно, поддерживая друг друга. Илья при этом терял сознание. Мы преодолели метров 80, а там подоспели наши. Я потерял сознание, когда уже был на носилках.

Через три-четыре дня я очнулся в реанимации, и мне сообщили, что жизнь Илье спасти не удалось. Я был потрясен известием.

Это произошло в конце февраля 2018 года, примерно через полтора месяца после успешной операции по захвату пулемета.

— Тогда вы были ранены впервые?

— Да. В момент ранения было ощущение, будто по ноге огрели молотком, а под пах заехал кулачищем боксер-тяжеловес. Я потерял около трех литров крови. Стоял вопрос об ампутации раненой ноги. К счастью, врачи сумели ее спасти: сделали сложную операцию, чтобы направить кровь через периферийные сосуды. А селезенку мне удалили.

Читайте также: Выходец из Судана, боец ВСУ «Ахмед»: «Мы искали в Украине мир, а пришла война»

Я очень долго и тяжело переживал смерть Ильи. От волнения не мог стоять — в основном сидел, сильно кружилась голова. Такого верного друга, как Илья, у меня никогда не было. В память о нем я начал говорить по-украински. До 25 лет я жил в Кишиневе, а с украиноязычными ребятами стал общаться, когда оказался на войне. Теперь почти свободно говорю и даже думаю на украинском.

— У Ильи была семья?

— Да, его жена Юлия Микитенко служила в финансовой части, а затем командиром разведвзвода нашего батальона. После гибели мужа она не видела смысла там оставаться. Перевелась в Киевский военный лицей имени Ивана Богуна. Сейчас туда набрали первую группу девочек. Юлия стала их наставницей.

— Как долго вы лечились после ранения?

— Восемь месяцев. Хотя уже через пару недель после ранения рвался на войну мстить за друга. Кстати, во время лечения меня наградили негосударственным орденом «Народний Герой України».

Наш батальон летом 2018-го вывели из зоны проведения Операции объединенных сил. Вернули на фронт осенью, и я вновь туда отправился. Из-за повреждений желудка и кишечника следовало питаться по диете. На передовой это не всегда возможно. Но прошло пару месяцев — и организм стал принимать практически любую имевшуюся в наличии пищу.

В конце января 2019 года меня ранило во второй раз. Это произошло на Луганщине неподалеку от села Катериновка. Мы ехали в кузове КрАЗа, вдруг я увидел, что на нас летит противотанковая ракета. Через несколько мгновений она угодила в борт нашего грузовика. Ехавшего с нами капеллана Виталия Губенко убило мгновенно. Четырех человек ранило. Осколки оторвали мне фаланги нескольких пальцев, повредили лоб. На этот раз лечился пару месяцев, затем — снова на войну.

Читайте также: «Когда у солдата болит зуб, он не может воевать»: ливанец бесплатно лечит украинских бойцов на Донбассе

— Отмстили за Илью?

— Я считаю, что нет. Хотя мне выдали на передовой очень ценную вещь — тепловизионный прицел. Ночью прицельно стрелять очень сложно. А с этим прицелом я мог поражать цели в темноте с расстояния до 600 метров.

В третий раз получил ранение в мае нынешнего года — во время выполнения боевой операции я наступил на противопехотную мину-«лепесток». Она полиэтиленовая, поэтому обнаружить и обезвредить ее было крайне сложно. Такие мины рассчитаны на то, чтобы отрывать человеку ноги. После взрыва я увидел, что неподалеку лежит моя оторванная стопа.

На войне всякое довелось повидать. На моих глазах бойцы, получавшие ранения, орали от боли, у некоторых случались истерики. Когда мне оторвало ступню, я сохранял самообладание. Еще подумал: может, стоит забрать ступню, чтобы микрохирургии ее пришили? Но решил с этим не связываться. Ведь ступню нужно сразу же поместить в холод, а где его взять в полевых условиях. Тем более что тогда уже почти наступило лето.

— Ваши родители знают, что с вами произошло?

— Я с ними поддерживаю связь, но о потере ступни пока не рассказал. Они знают только о моем первом ранении. Им сообщили о нем знакомые.

— Чем планируете заниматься после выписки из госпиталя?

— У меня есть задумка реализовать один общественный проект. Какой именно, пока говорить не буду — чтобы конкуренты идею не увели (улыбается). Ну и, само собой, нужно поставить постоянный протез. Пока хожу с временным.

На войну я уже вряд ли вернусь. Но все равно найду способ отомстить оккупантам за смерть друга.

Ранее «ФАКТЫ» сообщали о том, что президент Владимир Зеленский предоставил гражданство Украины монахине из Индии, помогавшей бойцам АТО.

Фото предоставлено Станиславом ГИБАДУЛИНЫМ

1246

Читайте нас у Facebook