Татьяна догилева: «мне не нравится быт, и готовлю я плохо. Поэтому гостей не люблю»
Накануне была премьера. Режиссер Татьяна Догилева явила миру в лице московской публики новую работу -- комедийную мелодраму Михаила Полищука «Не отрекаются, любя». Новую, поскольку режиссерский дебют Догилевой состоялся года три назад и был встречен театральной критикой весьма недружелюбно. И вот -- дубль два.
«Мы надеемся, что Наташа Гундарева выкарабкается. Силы воли ей не занимать»
-- Расскажите, Татьяна, как нынче отмечают театральные премьеры?
-- Да никак, поверите? То есть был, конечно, банкет для узкого круга, но все участники спектакля до того устали, что тихонько посидели с видом смертельно больных людей и расползлись по домам. И я уползла…
Это раньше мы могли по два дня пить по поводу и без, но те времена ушли. Сегодня премьера не вызывает сильных эмоций, разве только чувство облегчения: наконец-то это случилось, теперь можно нормально работать. Первый показ перед московской публикой почему-то всегда сопровождается жутким психозом. Каждый актер пытается что-то доказать себе и другим, в результате получается ерунда. Нет, в итоге мы все-таки выкрутились: зал аплодировал, кричал «браво», но настоящего куража не было, мешала тяжесть… И это при условии, что до Москвы мы сыграли спектакль уже 15 раз. Сначала ведь главную роль исполняла не я, а Наталья Гундарева. Мы поставили «Не отрекаются, любя» в июле прошлого года, дважды успели показаться на публике, которая принимала нас замечательно, и тут с Наташей случилась беда… Конечно, это был удар для всех нас, мы долго думали, что же теперь делать, я не хотела вводить на место Наташи другую актрису и решила сама сыграть вместо нее. Так сказать, временно, до выздоровления основной исполнительницы. Мне было важно, чтобы Наташа знала: это техническая замена.
-- За эти месяцы вы общались с Натальей Георгиевной?
-- Нет, Миша Филиппов, муж, никого не пускает, оберегает Наташу от посторонних глаз и разговоров. Наверное, он прав. Надо набраться терпения. Сейчас главное -- не спугнуть судьбу, не сглазить.
-- Вы суеверны?
-- Очень. Свято верю в приметы, поэтому, например, ненавижу людей, которые разгуливают по театру с пустыми ведрами. Обуваться всегда начинаю с левой ноги и на сцену обязательно ступаю левой. Не люблю возвращаться, если что-то забыла.
-- И что же вы забыли в режиссуре, если решили вернуться? Ведь первый блин с «Лунным светом» получился классическим комом, вас тогда, помнится, пресса изрядно пощипала.
-- Вы много всего накрутили в одном вопросе, давайте по порядку. Почему вернулась? Продюсер предложил работу, принес пьесу, и во мне, очевидно, щелкнуло тщеславие. Решила повторить опыт, и это занятие меня так увлекло, что сейчас снова репетирую, ставлю «Не все коту масленица» Островского.
Что касается первого блина, то после «Лунного света» я месяц рыдала, впала в чудовищную депрессию. Довела себя до жуткого состояния, боялась подойти к киоску со свежей прессой и взять в руки газету. А вдруг там опять обо мне какая-нибудь гадость написана? А писали в таких выражениях, что до сих пор вспоминать тошно. Словом, удар по психике получила мощнейший. По ночам даже мысленно беседовала с авторами этих статей, пыталась им что-то доказать, в чем-то убедить. Мне искренне хотелось понять, что же движет этими людьми. Поняла…
-- А вас вообще интересует мнение окружающих?
-- Только тех, кого уважаю и люблю. Вчера вот после премьеры Олег Меньшиков зашел ко мне домой. Посидели, поболтали немного. Я, конечно, не удержалась, спросила, как ему понравился наш новый спектакль, Декамерон». Он не стал говорить, что это шедевр, но многое ему понравилось, особенно игра актеров. От Олега я любую критику слушать готова. Мы сто лет дружим, нас связывает вместе проведенная молодость, общая работа в кино, в театре…
-- Иммунитет помог, когда пресса принялась обсуждать перемены вашего внешнего облика?
-- Вы о недавних пластических операциях? Вот в этом случае меня абсолютно не трогало, кто и что писал. Операции делала для себя, мне так захотелось. Почему я должна беспокоиться, что думают об этом окружающие? Понимаю, есть люди, зрители, которые привыкли к определенному образу артистки Догилевой, но все-таки, извините, внешность-то моя… Нет, о сделанном ни капли не жалею. Получила удовольствие, настроение переменилось в лучшую сторону. Если ко всем прислушиваться, никогда с места не сдвинешься. Знаете, я уже взрослая девочка, могу самостоятельно решить, что мне делать.
«Когда я поступила в ГИТИС, папа сказал: Ты, дочка, такая умная, что тебя всюду взяли бы»
-- По-моему, вы всегда были самостоятельной девочкой. Во всяком случае, в артистки надумали податься, не спросясь родительского благословения.
-- А что мне могли посоветовать мама-токарь и папа-слесарь? Это я, конечно, утрирую, мама у токарного станка не стояла, но все равно всю жизнь была рабочей. Она с отцом и в институтах-то не очень понимала, не знала, где на кого учат. Родители хотели немногого: чтобы их Таня получила высшее образование -- и все. Когда я поступила в ГИТИС, папа сказал: «Ты, дочка, такая умная, что тебя всюду взяли бы». А мама даже загордилась мною. Я ведь в детстве считалась некрасивым ребенком, и вдруг на зависть всей родне и соседям гадкий утенок выбился в артистки! Мы же жили в Текстильщиках, рабочем районе, населенном так называемыми москвичами в первом поколении…
-- Зато теперь вы обитаете в самом центре -- Пушкинская площадь в двух шагах. Давно сюда перебрались?
-- В эту квартиру относительно недавно, а в центре живу после «Блондинки за углом».
-- Гонорара за картину хватило на свой угол?
-- Нет, это Андрей Миронов похлопотал. У нас были очень хорошие отношения, мы дружили. То есть в каком смысле? С ним все хотели дружить, но у Миронова на всех не хватало времени. Меня он опекал, поскольку считал хорошей артисткой. Вот и жильем помог. У меня была однокомнатная квартирка в районе Филей, но я хотела перебраться поближе. Решила посоветоваться с Мироновым. Он проникся проблемой, подключился к делу, и мне выделили жилплощадь на улице Щусева. Потом была длинная череда обменов, съездов-разъездов… Я как раз из тех, кого квартирный вопрос испортил.
-- Да? А так не скажешь.
-- Вы меня плохо знаете… Смех смехом, но я родилась и до 14 лет жила в коммуналке. Знаете, каково это? Папа долго и упорно работал, чтобы наконец получить две плохонькие смежные комнаты. Потом я вышла замуж и на пять лет снова въехала в коммуналку, которую с доплатой выменяла на квартирку на первом этаже, куда постоянно ломились местные алкаши с просьбой одолжить стаканчик… Бр-р-р-р! Зато сейчас живу в районе, который раньше называли московским Монмартром из-за художников, артистов и писателей, которые любили селиться здесь. Нынче публика иная, но остались и старые москвичи, они пытаются сохранять традиции.
-- В московских традициях -- посиделки на кухнях. Так, чтобы собраться компанией, поспорить о вечном, попить, попеть…
-- Нет, это не мое. Мне не нравится быт, и готовлю я плохо. А вдруг гостям что-то не понравится? Или что-то в гостях -- мне.
-- Поэтому?..
-- Поэтому проще не приглашать. И самой не ходить. Ненавижу гостей и себя в качестве гостьи. Сейчас появилось столько разных кафе, ресторанов, всегда можно встретиться на нейтральной территории. Пообщались и разбежались -- никто никому ничего не должен, ничем не обязан.
-- Но в публичных местах народ на вас глазеть будет!
-- Во-первых, есть приличные заведения, где не глазеют, а во-вторых, когда я не накрашена и просто одета, меня часто попросту не узнают. В метро вообще сливаюсь с массой.
-- Метро для красного словца упомянули?
-- Почему? А как прикажете по городу ездить? Машину водить я не умею. Пару раз бралась, но организм сопротивлялся всеми силами -- голова болела, ноги отнимались, руки тряслись… Учеба превращалась в пытку, и я все бросала. Сейчас еще один заход совершу, если снова не пойдет, больше не стану себя насиловать. Значит, не судьба сидеть за рулем. Спасает, что до большинства мест, куда мне надо, можно пешком дойти. Да и вообще: в Москве такое движение -- не мне рассказывать. Год у нас был семейный водитель -- мы тогда дочку часто за город возили, и иногда я пользовалась машиной, чтобы добраться на репетицию. С водителем дорога занимала час, а в метро мне хватало 20 минут. Езда в автомобиле -- почти всегда нервотрепка, непредсказуемость. Зачем же устраивать себе дополнительные испытания? Мне и так стрессов хватает.
… Знаете, я по-другому стала относиться к жизни. Долго считала, что нет ничего важнее работы. Потом вышла из возраста вечно юной героини, приглашений сниматься стало меньше, и я вдруг решила: все -- крах! Закончились роли, и жизнь закончилась. Похожее состояние знакомо многим артистам. Некоторые спиваются, гибнут. А тут еще мой личный кризис совпал по времени с распадом страны, приличное кино перестали снимать, зрители ушли из театров… Была чудовищная депрессия, чудовищная! Жила с ощущением, что не ту профессию выбрала, совершила страшную ошибку.
«У меня возникали серьезные проблемы с алкоголем»
-- Что делали? Водку пьянствовали?
-- Водку? Да, у меня возникали серьезные проблемы с алкоголем, но не в тот момент, а раньше. По молодости мы же все дурачками были. Пришли в институт и давай из себя взрослых корчить… Тогда считалось: если не куришь и не пьешь, то какой ты, к черту, артист? Богеме полагалось вести соответствующий образ жизни. Вот и отрывались по полной катушке -- вечеринки, дискотеки, несчастная любовь… Предавались этим глупостям с неописуемым азартом и удовольствием!
-- Смешно вспоминать?
-- Не смешно, а радостно! Какие же мы были наивные и счастливые! Впрочем, и сегодня порой встречаемся, и выясняется: никто так и не повзрослел, не поумнел. Начинаем ржать, как ненормальные, всех охватывает веселое идиотство и чувство щенячьего восторга. Потрясающе!
-- Всех -- это кого?
-- Со мной учились Юра Стоянов да Витя Сухоруков, вообще у нас было много способных ребят…
Возвращаясь к вашему вопросу о депрессии, скажу, что в тот момент спиртное уже не спасало… Что делала? Мучалась, пока не поняла: это пошло. Пошло попадать в сумасшедший дом из-за того, что тебе роли не дают! Понимаете, я всегда была за взаимность в отношениях, никогда не любила человека, который меня не любил. Только в самой ранней молодости пару раз пострадала от несчастной любви, а потом научилась включать защитную систему и, если чувствовала, что меня не хотят, тут же принимала соответствующие меры. Так и с профессией: если она меня разлюбила, зачем же я страдать стану? Поубивалась малость и -- хватит. Я не из тех, кто вешается или вены себе режет. Ни одна роль не стоит того, чтобы из-за нее сводить счеты с жизнью. Нет, я никого не осуждаю, но, наверное, люди, способные на такие безумные поступки, устроены иначе. Я другая. Когда поняла это, моментально успокоилась. И тут выяснилось, что я… беременна. Это не был запланированный шаг. Просто все так счастливо совпало. Ну а после этого мне стало совсем не до философии и самокопания. Поздние дети -- это тяжело… Родила дочку, а потом, как уже рассказывала, увлеклась режиссурой.
-- Боитесь потерять работу и оказаться иждивенкой, живущей за мужнин счет?
-- Я так никогда и не жила. Зарабатывать стала очень рано. Пока училась, родители, конечно, помогали деньгами, хотя я получала повышенную стипендию. Потом начала сниматься. Всегда работала, всегда. Даже на седьмом месяце беременности выходила на сцену. Для меня самое страшное -- остановка. Когда поняла, что скоро рожать, сперва хотела как порядочная будущая мама поехать в санаторий, отдохнуть там, набраться сил, но потом мне стало плохо от мысли, что несколько месяцев предстоит бездельничать. Тут же начала паниковать, метаться… В итоге решила, что ребенку полезно ездить, смотреть мир. С пузом колесила по всей Европе, играла в «Орестее» Штайна. И после родов достаточно быстро, что называется, вернулась в строй. Правда, в кино не снималась уже три года, с «Востока-Запада». Самое интересное, что не очень-то и тянет. Сначала страдала и комплексовала, теперь же как-то и не хочется.
-- А чего хочется?
-- Чтобы ближайший спектакль получился. «Не все коту масленица».
-- А по-житейски?
-- Хочу, чтобы Катя не хворала, она у нас девочка болезненная, чтобы дома все было нормально, без потрясений, чтобы наконец решилась проблема загородного времяпрепровождения. Обычно на лето мы снимали номера в приличных подмосковных домах отдыха, но в последнее время цены так взлетели, что не угнаться. За месяц нужно отдать тысячи две долларов. Для нас это много. Так что я всерьез задумалась, как быть. Надо или самим строить, или готовое покупать. В общем, желания у меня весьма приземленные. Прежде, когда носила статус звездной артистки, легко закатывала истерики, могла устроить целое светопреставление. Такие концерты давала, что вспоминать стыдно. Сегодня подобного себе уже не позволяю, сдерживаюсь. Лучше уж промолчу.
-- Мудреете, Татьяна.
-- Хочется верить… Меня очень многому дочка научила. На ребенка ведь глупо кричать, биться перед ним в падучей. Ты его только испугаешь -- и все. Катя помогает мне становиться естественнее, натуральнее, что ли. Спасибо ей.
273Читайте нас у Facebook
