Экс-премьер витольд фокин: «однажды на севере мы поймали громадную щуку, которую целиком даже взвесить не могли. А из ее желудка, к своему немалому удивлению, извлекли еще теплую утку»
Бывшему главе Совета министров УССР, первому премьер-министру независимой Украины Витольду Фокину на днях исполнилось 69 лет, но выглядит он значительно моложе. Витольд Павлович играет в теннис, возглавляет Международный фонд украинско-российских отношений. Будучи заядлым путешественником, экс-премьер обошел по периметру весь Советский Союз, сплавлялся на лодках почти по всем рекам восточной Сибири, доводилось ему и отстреливаться от беглых зеков. А теперь вот собирается лететь в Южную Америку на Амазонку. Витольд Павлович оказался на редкость замечательным рассказчиком и интересным собеседником.
«Спасаясь с мамой от немцев в 1941-м, мы в селе Березовка оказались в самом центре танкового сражения»
-- Бывший глава Кабмина Украины Валерий Пустовойтенко как-то рассказывал, что будучи мэром Днепропетровска, поспорил с вами на… 15 троллейбусов. И выиграл. Валерий Павлович, кажется, доказал тогда, что Фокин родился не в Запорожской области?
-- Был такой спор. Пустовойтенко тогда действительно выиграл, доказав, что Запорожская область была образована в 1939 году, то есть после моего рождения. Оказалось, село Новониколаевка, где я родился, до 1939 года находилось в Днепропетровской области. Пришлось «расплачиваться». Но я никогда не связывал свои личные интересы с государственными и никогда не был щедрым за казенный счет: просто Днепропетровск тогда остро нуждался в троллейбусах, так что машины город получил бы вне зависимости от нашего пари.
-- Вы родились в страшные для Украины 30-е годы. Родители вам не рассказывали, как удалось выжить семье, чем вас кормили?
-- Вообще-то у меня и моей младшей сестренки было очень мало шансов выжить. Спасло нас необыкновенное трудолюбие и самоотверженность мамы. Она бралась за любую работу, как тогда говорили, «за харчи», и каждый кусочек хлеба, который она нам приносила, был пропитан ее потом. Ели же мы тогда в основном кукурузу и макуху. Настоящим деликатесом была сахарная свекла. Чтобы не замерзнуть, сжигали в «буржуйке» коровьи кизяки.
-- В 1941 году вам было девять лет. Какой вам запомнилась война?
-- Когда отец осенью 1941 года ушел с отступающими частями Красной армии, мы эвакуировались из Александрии, но доехали только до Крюково на Днепре. Попали под сильную бомбежку. Одна наша лошадь погибла, а другую отняли мародеры, поэтому пришлось выменять за барахло ручную тележку, чтобы довезти оставшийся скарб обратно в Александрию. В селе Березовка мы оказались в самом центре танкового сражения. Три дня прятались в омшанике (место, где зимой хранятся ульи). Я видел, как из танка выскакивали горящие танкисты и как на гусеницы наматывались окровавленные человеческие тела. Согласитесь, что зрелище не для ребенка. Но тогда шла тяжелейшая война. А вот как сейчас оправдать жестокость, творящуюся вокруг? Каждый день сообщают, что кого-то застрелили, зарезали или взорвали… Самое страшное, что все это уже воспринимается как данность, с безразличием, будто речь идет о погоде позавчерашнего дня.
-- Вы рано потеряли отца. Как вам жилось без него? Кто вас ставил на ноги?
-- Добрых людей на своем веку я встретил немало. Это Епифан Никитич Сухацкий, приютивший нашу семью осенью 1941 года, мамин брат Борис Дмитриевич, поддержавший нас материально в страшный 47-й, Николай Федорович Пономаренко, которому я обязан своей карьерой «угольщика» (до прихода в Госплан В. Фокин свыше 15 лет проработал на шахтах Донбасса. -- Авт. ), Петр Акимович Розенко, научивший меня понимать и управлять экономикой страны. Конкретного же наставника, ухватившись за руку которого я шагал бы по ступенькам вверх, не было. Конечно же, с раннего детства мечтал об отце, о мужской поддержке. Но мама, молодая и красивая женщина, не верила в гибель отца и всю свою жизнь оставалась ему верна. Умирая, просила найти могилу отца, но я, увы, не смог этого сделать.
«Целый год пребывал в наморднике, чтобы месяц побыть в накомарнике»
-- Витольд Павлович, вы производите впечатление, простите, вечного двигателя: как ни позвонишь -- вы или в командировке, или встречаете какие-то делегации… Вам никогда не хотелось просто лечь на диван и послать все куда подальше?
-- Хотелось и хочется. Но даже оказавшись на диване, я продолжаю быть тем же, как вы выразились, двигателем. Состояние покоя мне противопоказано. Раздражаясь и уставая от суеты, я, тем не менее, постоянно ее ищу.
-- Что вам нужно увидеть, возвращаясь из поездок в Киев, чтобы понять, что вы дома?
-- Кота Дениса. Вот его-то точно можно увидеть только дома, поскольку он у нас «невыездной» и выходит только на пару минут за порог квартиры, когда провожает меня на работу. Как только вижу его разноцветные глаза, сразу чувствую себя дома. Вообще-то я очень привязан к Киеву и не люблю уезжать надолго. А когда возвращаюсь, меня все радует: лицо моего водителя, забытая в машине газета, выбоины на дороге перед домом, заполненные водой, и даже фотографии кандидатов в народные депутаты, висящие на стенах с прошлых парламентских выборов.
-- Известно, что вы большой любитель путешествовать по рекам. Последний раз где были?
-- В позапрошлом году летал в Саяны, был на высокогорном озере Медвежье. Увидев на озере какие-то громадные бурые пятна, подумал, откуда здесь, на такой высоте, водоросли? А оказалось, что это были огромные косяки хариуса. В 1998 году был в верховьях Енисея -- на границе Хакассии и Тувы. Путешествия вообще, а водный туризм в частности, — мое любимое занятие во время отпуска. Санатории — не для меня. Еще в юности мечтал обойти по периметру весь СССР. И таки обошел! Я «со товарищи» плавал по притокам Лены, Яны, Индигирки, Колымы, Оби, Енисея… За свои 18 геологических экспедиций побывал практически везде -- от Белого моря до Курильских островов. Да вы только вслушайтесь в названия рек, по которым я сплавлялся: Сюзьма, Ундилюнге, Киндюдей, Амга, Мэнкэрэ, Барай-ы, Белая Ночь, Ясачная, Хантигир, Катунь… А о тайге скажу стихами: «Отпуск -- это вопрос риторики. Я в тайге -- как на светлом празднике. Целый год пребывал в наморднике, чтобы месяц побыть в накомарнике».
Путешествия, особенно северные, -- моя благородная, неизлечимая болезнь. На вертолете нас забрасывали в места, где, думаю, за всю историю мироздания не ступала нога человека. Зверь непуганый, рыба просто фантастических размеров. На резиновых лодках мы проносились над порогами, шиверами, перекатами. Первые два-три дня после сплава от физических нагрузок ужасно болят плечи, да и вытащить из воды 10-килограммового тайменя (рыба семейства лососей длиной до полутора метров и весом до 60 килограммов. -- Авт. ) очень непросто. Ловили рыбу на самодельную медную блесну размером с ладонь, к которой крепили довольно внушительный, кованый, похожий на якорь тройник. Вода в неглубокой реке прозрачная, разве только омуты бездонные: в один такой мы линь на 60 метров опустили, но дна так и не достали. В общем, забрасываешь блесну, крутишь катушку-»ленинградку» и видишь, как с разных сторон наживку начинают атаковать щуки, и… резко выдергиваешь из воды. Их считали сорной рыбой, на ловлю которой нечего терять время, хотя юкола (так народы Севера называют вяленую на солнце или копченую рыбу. -- Авт. ) из пудовых щук очень хороша к пиву. А однажды, когда мы жили в палаточном лагере на берегу реки, я услышал громкий всплеск, будто человек упал в воду. Стая уток сразу же взлетела в небо. Сели в лодку и только забросили блесну -- леска резко натянулась, и наше «плавсредство», развернувшись, быстро поплыло против течения. Вскоре выяснилось, что это была громадная щука. Мы не смогли даже взвесить ее целиком, поскольку наш «рыбомер» был рассчитан только на 10 килограммов. Пришлось эту громадину рубить на куски и взвешивать частями. Каково же было наше удивление, когда из желудка щуки мы извлекли… еще теплую дикую утку!
«Как-то у нас получилась особенно вкусная уха, все ели и нахваливали -- пока не увидели на дне котелка… шерстяной носок»
-- Насколько я знаю, у геологов есть масса всевозможных примет и традиций?
-- У нас, к примеру, трапеза всегда начиналась с того, что каждый должен был выпить из общей кружки спирт, разбавленный до 50 градусов чистейшей речной водой. Этот обычай свято соблюдался многие годы. Командор (начальник экспедиции) брал кружку и обязательно выливал из нее немного в костер со словами: «Баянай, это тебе». Баянай -- дух тайги.
-- Девушек с собой в экспедицию не брали?
-- Однажды в нашей экспедиции была якутка Надя. Отличный специалист-геолог. Она могла и мужчин поучить управлять лодкой. А так, как она разделывала рыбу и готовила икру, наверное, больше никто не умеет.
РЕЦЕПТ ПЕЧЕНОГО НА КОСТРЕ ОКУНЯ ОТ ВИТОЛЬДА ФОКИНА
Крупного, нечищенного и непотрошеного окуня насадить (с хвоста) на шампур и воткнуть головой вниз прямо в огонь костра. Минут на 30--40 можно о нем забыть. Рыба готова, когда с ее головы начинает течь тонкой струйкой жир. Затем разломать рыбу вдоль хребта, выбросить внутренности, посолить крупной солью. Окунь просто тает во рту. Вкуснее этого блюда, как утверждает Витольд Павлович, он в жизни ничего не ел.
-- Надо полагать, в вашем меню была не только рыба?
-- Конечно, нет. Кстати, о трапезах. Как-то у нас получилась особенно вкусная уха, все ели и нахваливали -- пока не увидели на дне котелка… шерстяной носок. Случайно, наверное, упал с «вешала» (приспособления, на котором сушат одежду). А питались еще и дичью. В тайге в медвежьих местах без карабина быть опасно. Мы были в местах, где звери никогда с человеком не встречались. Зайцы, лоси спокойно подходили к палаткам. Охотились на оленя, кабаргу, глухарей… Как-то в палаточный лагерь забрел медведь. Я думал, ребята вернулись, вышел из палатки и столкнулся с ним, как говорится, нос к носу. Перепугался тогда не на шутку. Кстати, эвенки советуют в таких случаях смотреть медведю прямо в глаза и, если есть возможность, швырнуть ногой камень в его сторону. А якуты к медведю относятся с большим почтением и называют его «мишей», «черным человеком», «хозяином» и даже «баянаем».
«На Амге пришлось отстреливаться от беглых зеков, пытавшихся завладеть нашей лодкой»
-- А что-нибудь уникальное находили во время геологических экспедиций?
-- В 1982 году, завершая экспедицию на маленьком острове очень многоводной реки Мэнкэрэ (правый приток Лены), мы, так уж случилось, сняли с разбитого плота двух полуживых эвенков, которых занесла нелегкая в эти непроходимые и затопленные ливнями места. Отогрели, откормили. Ходить они практически не могли, но слушать их рассказы было ужасно интересно! Я исписал две тетради, записывая их мудрые советы и народные сказания. Один из них, увидев, что я внимательно разглядываю небольшой осколок кристалла пьезокварца (природный минерал, используемый в радиотехнике. -- Авт. ), вдруг спросил: «Интересна камен, однако?» -- «Да, очень, только откуда он взялся?» -- спрашиваю. «Мой знает откуда», -- ответил эвенк и рассказал, что в 30--40 километрах вверх по реке очень давно дедушка показал ему пещеру, где было много таких камней. Через два дня руководитель экспедиции Шамиль Сюндюков уже был на берегу безымянного ручья, в месте, о котором говорил эвенк. Так было открыто крупное месторождение пьезокварца.
А еще наша экспедиция открыла месторождение каменных углей с невероятно низкой зольностью -- 1-2%, практически чистый углерод. Тем самым были сэкономлены сотни миллионов рублей, предусмотренных в бюджете страны на поиски углеводородного сырья в этом регионе. Пользуясь номограммами Сюндюкова по физико-химическому составу «нашего» угля, удалось установить температуры горообразовательных процессов, благодаря чему были сняты всякие предположения о наличии в этих местах месторождений газа и нефти, что и позволило сэкономить немалые средства. Мне же повезло найти прекрасно сохранившиеся уникальные окаменелости гигантского моллюска «disconelly», который обитал в силлурийских морях 20--30 миллионов лет назад. Я подарил его Иркутскому археологическому музею, директором которого в то время была внучка Пржевальского. Кстати, на обрушениях в зоне вечной мерзлоты мы частенько обнаруживали останки доисторических животных -- я даже в Киев привез бивни мамонта и рог архара, несмотря на их внушительный вес.
Мы отстреливали окаменевшие куски мумие на Амге, находили чароит (драгоценный поделочный камень красивого фиолетового цвета, единственное в мире месторождение которого находится в Восточной Сибири у реки Чара. -- Авт. ), мыли золото на старых приисках Алдана. На 72-й параллели нашли траву зубровку, которой тут же «заправили» трехлитровый бутыль со спиртом. Якуты, когда увидели, что спирт окрасился в ядовито-зеленый цвет, страшно расстроились, начали кричать, что мы, мол, спирт испортили. Несколько дней пить отказывались, но потом наконец-то распробовали и даже благодарили за такую хорошую настойку. Кстати, на той же Амге пришлось отстреливаться от беглых зеков, пытавшихся завладеть нашей лодкой. А затем натолкнулись на целый арсенал японского экспедиционного корпуса, преследовавшего во время гражданской войны отряды знаменитого Нестора Каландарашвили. В общем, все для газеты не расскажешь -- это материал для книги.
-- Витольд Павлович, вот вы все время восторгаетесь красотами севера. Неужели в Украине нет прекрасных мест?
-- Ну, почему же? На Днепре, к примеру, есть большой остров недалеко от места, где впадает Сула. Это настоящий атолл с лагунами. Описать его красоту просто невозможно. В мае ежегодно 2--3 ночи с друзьями провожу на островах Кременчугского водохранилища. Кстати, в этом году Александр Николаевич Коваленко, бывший министр финансов, поймал там полутораметрового сома весом в 32 килограмма.
«Какая к черту мода? Теннис для меня -- одно из обязательных условий жизни»
-- При Советском Союзе просто невозможно было себе представить руководящего работника, играющего в теннис. Для вас теннис -- дань моде или нечто большее?
-- Извините, но это уже чисто надуманный пассаж. На Донбассе испокон веков заведено было участие руководителей всех рангов в спортивных играх. Тенниса, правда, не было, но был волейбол и футбол. Сейчас я только болельщик, фанатично преданный киевскому «Динамо». Каждое поражение нашей команды для меня -- как инфаркт. Восстанавливаюсь медленно. А когда-то играл сам. Любил волейбол. Когда в 1971-м приехал работать в Госплан, удивился, что там нет волейбольной команды. Но вскоре собрались любители, и мы получили приглашение сыграть с цековской командой, причем «под интерес», то есть на деньги. Наше простодушие любителей натолкнулось на жесткий и расчетливый прессинг цековцев: в их составе играли бывшие «сборники» Украины. Нас разгромили с позорным счетом и проводили градом насмешек и унизительных кличек. Я очень тяжело переживал -- не столько поражение, сколько неблагородное отношение к поверженным соперникам.
После этого директор клуба «Наука» Анатолий Кржевин привел меня в теннис -- это один из самых знаменательных фактов моей жизни. На кортах «Науки» я играю более 30 лет. Моими наставниками и спаррингами были великая украинская теннисистка Галина Бакшеева, неоднократная чемпионка Украины Татьяна Таранова, Михаил Евсеев, Александр Новаторов, Герман Беньяминов. Последние 20 лет мои бессменные партнеры -- представитель Международной федерации тенниса Всеволод Кевлич и его сыновья Сева и Алексей. Конечно, играл я и с сильными мира сего -- президентами и премьер-министрами России, Казахстана, Узбекистана. Простите за нескромность, но, находясь за рубежом, я успешно играл даже с профессионалами -- среди них чех, индонезиец, тайванец (не помню их фамилий) и довольно известный венгерский теннисист -- Габор Селеш (родственник знаменитой и весьма титулованной теннисистки Моники Селеш).
-- Наверное, и без травм не обходилось?
-- Когда повреждал мениски на коленях, меня «ремонтировал» Виталий Николаевич Ливинец (известный травматолог. -- Авт. ). В 1997 году у меня от предплечья оторвался бицепс, но его надежно пришил Борис Евгеньевич Борисенко. Когда я без особой надежды спросил его: «В теннис смогу играть?» -- он сказал: «Только если очень захочешь». Хотя австрийский врач на тот же вопрос заявил: «Только в качестве судьи». Я восстанавливался больше года, сейчас играю снова. И это не дань моде -- какая к черту мода? Для меня это, простите за патетику, одно из обязательных условий жизни.
-- У вас довольно много известных однофамильцев -- к примеру, был такой знаменитый русский артист балета Михаил Фокин. Вы никогда не интересовались историей своей фамилии?
- По рассказам бабушки, все наши предки были кузнецами и по фамилии были Ковали. Когда Екатерина-II путешествовала с Потемкиным по югу Украины, мой предок ремонтировал коляску какой-то важной персоны из ее свиты. За работу он получил аж пятьдесят рублей золотом и грамоту, в которой значилось, что жалуется, мол кузнец помещика Фокина. С тех пор и стали моих предков называть Фокиными.
-- Не хотелось бы вам вернуться в большую политику?
-- Желания нет, но необходимость -- пожалуй. Девять лет назад я был уверен, что ушел навсегда, а сейчас, не скрою, все чаще думаю, не поторопился ли.
Читайте нас у Facebook
