Лесь Сердюк: «Когда Николаю Олялину присвоили звание заслуженного, он, увидев меня, запричитал: «Лесик, прости, я не просил! Но ты ведь меня и такого любить будешь?»
Кажется, еще недавно, во время одной из наших встреч в Феофании, народный артист Украины Николай Владимирович Олялин радовался принесенной сыном Володей кепочке («на улице солнце, мысли плавятся!.. «), шутил с медсестрами. В последние месяцы, правда, выглядел так, будто его загримировали для роли древнего старца в историческом фильме.
«Бросив курить, Коля стал могучим дядькой. А потом похудел на двадцать килограммов… «
Припарковав за пять минут до нашей встречи черный «Опель» на стоянке возле столичного театра имени Ивана Франко, народный артист Украины Лесь Сердюк пригласил меня в гримерную.
- Лесь Александрович, я не смог проститься с Николаем Владимировичем, потому что в день похорон сдавал в номер воспоминания о нем вашего с ним товарища, заслуженного артиста Украины Вячеслава Воронина. Расскажите о прощании…
- А, Слава… Мы с ним вместе в Лавру приехали, живем недалеко друг от друга на Лесном массиве. Колю отпевали в Успенском соборе. Народу пришло много. У гроба мы стояли с Раисой Недашковской. Петр Симоненко подошел, лидер коммунистов…
Помню еще жен Лени Осыки, Вити Степанова. Язык не поворачивается назвать их вдовами. Ведь хлопцы эти стоят перед глазами!
Ага, Анна Павловна Чмиль была, она работала председателем Госкино Украины, и Тимофей Кохан, внук кинорежиссера Тимофея Левчука. Артисты Коля Олийнык, Вилорий Пащенко, Алим Федоринский — уже на кладбище мы с ними стояли.
Да! Валера Николаев — Буржуя играл у Володи Матешко — из Москвы прилетел. Господи, сколько Олялин в последние годы мне про него рассказывал: «Представляешь, Валера меня не забыл, звонит, дает небольшие роли! И я еще в Киеве начинаю готовиться. Приезжаю — как меня там в Москве принимают, как поселяют! И я им такой банкет устроил! На кусочки черного бородинского хлеба положил кусочки сала. Потом огурчик, чесночку половиночку. И во-о-дочки привез хорошей, нашей, киевской! Сам-то пить не могу. Но хоть за людей порадовался… «
Он хватался за эту жизнь, не отказывался от любой работы, понимая, что остановиться — это все.
- Николай Владимирович ведь и курить, кажется, давно бросил?
- Конечно! Из-за этого раздался, могучим таким дядькой стал. А то раньше совсем худенький был, из-за высокого роста — метр восемьдесят три — сутулился, словно стеснялся своей высоты…
- О последней встрече с Олялиным можете рассказать?
- Я осенью ездил к нему в больницу, в Феофанию. Нормально пообщались. Он, как всегда, пытался юморить. Но когда прощались… Понимаете, раньше при прощании мы сразу договаривались о следующей встрече. А тут он почему-то промолчал. Ну и я не стал. Подумал, может, человеку хочется побыть одному или с семьей…
Весной 2008-го в телефонном разговоре он сказал: ты меня сейчас не узнаешь, потерял двадцать килограммов, на мне все висит! Я отвечаю: Коля, ты сердечник, а мне онкологическую операцию сделали, и на мне тоже все висит — десять килограммов потерял.
Утешили друг друга, называется. И хоть меня уже что-то начало удерживать от встречи, все-таки поехал. А Коля говорит: «Ты знаешь, этой ночью мне приснился такой интересный сценарий… Не фильма, нет! Чтобы в жизни воплотить его. Если бы у меня было много денег, купил бы маленький корабль или большой катер, не знаю, но чтобы на нем человек пятьдесят могли поместиться — все, кого я люблю! И умершие, и живые!
И пошли бы мы на этом кораблике на мою родную Вологодчину. Там реки чистые, леса сказочные. Я насобирал бы грибов, наловил бы много ры-ы-ыбы! Принесли бы мы с тобой много картошки на этот корабль… И поплыли бы мы по этой красоте — вот по этой реке! Ну хотя бы два-три денька такого счастья!.. «
Коля тогда еще достаточно крепеньким был. Его подлечили капельницами и отпустили домой.
Помню, купил я на авторынке свою первую в жизни машину, убитую «восьмерку». К кому первому ехать похвастаться? К Олялину, конечно! Звоню, он, бывалый автомобилист, обрадовался, заинтересовался: «Приезжай, посмотрим… «
Приезжаю, паркуюсь у его дома. Посмотрели: «Так, это не годится, это тоже надо делать… Короче, эту машину надо сдать моим пацанам!» Олялин тогда пригласил к себе домой друзей-автомехаников, наварил гениа-а-альной ухи — он чудесно готовил. Да и на даче многое своими руками сделал.
«Надбавка к пенсии за звание народного артиста — 92 гривни… «
- Хлопцы поели ухи, посмотрели машину, через пару дней из моей развалюхи сделали ляльку, — продолжает рассказ Лесь Александрович. — И ни копейки не взяли. Скажите, оно Олялину надо было?
А рвать сердце на заседании президиума Союза кинематографистов, добиваясь, чтобы тому же Славе Воронину и Саше Мовчану (к сожалению, уже покойному) хотя бы на склоне лет присвоили звания заслуженных артистов? В свое время их, прекрасных, известных актеров, в этом вопросе обошли. Хлопцы скромные, они с иронией относились ко всяким официальным регалиям.
Но в молодости никто из нас не думает о старости! Я знал, сколько стоят аспирин и валерьянка. А теперь, когда полежал в онкологии, знаю, каково пенсионеру добыть деньги на серьезное лечение. Коля же узнал об этом раньше нас. И добивался званий для ребят не ради престижа, а ради пусть мизерных, но все же надбавок к пенсиям, ради хоть какого-то облегчения жизни артистов-ветеранов.
- А каковы эти надбавки?
- Пле-е-евые! За звание заслуженного артиста — 50 гривен, за народного — 92.
- Да уж! На паперти, наверное, больше собирают.
- Мне прислали такую красивую бумагу из Верховной Рады, будто бы будет 40 процентов прожиточного минимума. Если бы не театр и друзья-киношники, не знаю, как бы выжил на этот самый «прожиточный минимум».
Сначала средства на лечение мне собрали франковцы. Потом для операции понадобилась такая машинка американская, которая сама сшивает пищевод. Она одноразовая, но стоит 530 долларов. Приехали ребята из съемочной группы «Тараса Бульбы», им надо было, чтобы я сказал три слова для телевизионного варианта. Они и дали эти деньги. Я говорю: «Ви здурiли! Те, що я зробив, не варте таких грошей!» — «Лесь, мы знаем, какая у тебя болячка, хотим помочь… «
Я Олялина спрашивал в 90-е годы, где он достал средства на операцию на сердце, ведь она стоила кучу денег. «Очень просто, — ответил. — Знаешь такую знаменитую шведскую компанию, которая женской косметикой занимается? Прихожу в их офис. Стою в холле. Меня кто-то узнал, подошли: «Здрасьте, Николай Владимирович, вам что-то нужно?» — «Да, я хотел бы увидеться с вашими руководителями… «Всех из кабинета выгнали, меня — туда. И я просто так сказал: знаете, пришел просить. Вот то-то и то-то со мной происходит, а у меня на операцию нет денег… И дали! Часть, правда, но дали!»
Еще какую-то часть выделили на табачной фабрике. Там заместителем директора работал бывший наш замдиректора киностудии. Они с Колей хорошо друг друга знали. А известный летчик, командующий Дальней авиацией России маршал Петр Дейнекин, которому Коля понравился еще в «Днях летных», без разговоров помог. Более того, посадил Колю в свой штабной Ил-18, и они на нем чуть ли не весь бывший Советский Союз облетели! Из Москвы — на Камчатку, затем на Байкал. Оттуда — на Черное море, потом в Киев… Перед тяжелой и небезопасной операцией это была сильнейшая моральная поддержка.
- Олялин жаловался, что у него на сберкнижке лежали, да и сейчас, наверное, заморожены, 15 тысяч гривен. Деньги ему не выдали, и он вынужден был ходить с протянутой рукой…
- Что тут говорить? В такой державе живем. Могу представить, чего стоили ему эти походы. Просить он не любил, тем более денег.
«Запомнил Колину фразу: «Все равно наступает время, когда ты не можешь сесть за руль… «
- Незадолго до того, как случилось самое худшее, у вас были какие-то предчувствия, сны вещие?
- Да какие там сны! Мы же часто созванивались. И в то последнее воскресенье, когда состояние Олялина резко ухудшилось, разговаривали. Спрашиваю: «Коля, как ты там? Погода гадкая, ноябрь… Тяжко, наверное, тебе?» — «О-ой, старик, не знаю прямо: та-а-ак мне плохо, та-а-ак мне никогда не бывало! Прямо завтра с утра надо бегом в больницу… «Не говорил, а стонал просто. Бодрячка из себя уже не строил. Я понял, что дела хреновые.
Хотел позвонить в понедельник. Но утром, думаю, — рано, он, может быть, еще у врача или под капельницей, а тут я буду доставать. Подожду день-другой. Во вторник вечером ехал домой с репетиции, и в метро, потом в автобусе зану-у-удно так начал звонить мой мобильный. А я его вытащить не могу — людей полно…
Только вышел из автобуса — снова звонок. И я, пока переходил дорогу к дому, наконец добрался до мобилки. «Лесь Александрович, — это Вова (сын Олялина. — Авт.). Сегодня в четыре утра папы не стало… «
Что тут сказать? Понимаю, все мы — мужчины, и все немолоды, и много чего повидали… Как говорил Василь Зинкевич: «Я на своїх плечах уже стiльки домовин своїх друзів переносив!.. «Подумалось, что и я могу так говорить.
Мы вроде бы уже закалены. Но всякий раз, когда узнаешь о смерти товарища, возникает страх какой-то. Мне запомнилась Колина фраза, когда он понял, что уже не в состоянии ездить на своей любимице — красной «Мазде»: «Все равно наступает время, когда ты не можешь сесть за руль… «
И вопрос такой детский возник: ну почему же Коля, а не кто-то другой? Га-а-адский вопрос, сви-и-инский, некраси-и-ивый! Но лезет в голову. Господи, да он же на год моложе меня! Он ведь такой хороший, добрый! Любил сам за хлебом ходить, овощами, лекарствами — когда мог еще ходить. Любил радовать всех хотя бы шуткой, добрым словом — и продавщицу, и дворника. Кому-то просто дарил взгляд, улыбку… Поэтому его везде ждали, везде любили. Ему нравилось быть известным. Скажите, а кому не нравится? Не скрою, и мне приятно, когда парковщики узнают и денег не берут.
- Николай Владимирович когда-то сказал, что если нет славы, известности, если ты никому не интересен — зачем тогда вообще все начинать…
- Да, это была личность — с ним было интересно жить. Даже если он — где-то там, на Тургеневской, а ты — на Лесном, но знаешь, что есть Коля, которому всегда можно позвонить и услышать его неповторимое: «Л-лесь Са-аныч!.. «
- Когда вы с ним познакомились?
- Да еще в 60-е, на студии Довженко. Он, совсем молодой, неизвестный еще, приехал из Красноярского ТЮЗа сниматься в своей первой картине «Дни летные». Там дебютировала и Вера Алентова.
- Потом Николай Литус, режиссер «Дней летных», который перед этим был сорежиссером знаменитой «Королевы бензоколонки», познакомил Олялина с Юрием Озеровым, — продолжает Лесь Сердюк. — Юрий Николаевич взял его в киноэпопею «Освобождение». После этого фильма на Колю просто обрушилась слава — он сам не ожидал такого.
Помню, Олялину присвоили звание заслуженного артиста Украины. Коля при встрече издали начал раскланиваться и извиняться: «Ну прости! Прости! Ну я же не проси-и-ил, я же не хотел этого! Ну что я мог? Ну да-а-али! Ну ты же меня и такого будешь любить, правда же?»
Я говорю: «Так, Колiнька, буду, буду тебе любити. Тебе є за що любити i поважати без цих бляшечок i всяких штучок!»
- Не было в актерской среде зависти, ревности? Дескать, приехал без году неделя, из России, москаль клятый, да еще желторотый, а тут ему…
- А вот и не было! Я думаю, опять-таки из-за личности. Все прекрасно понимали, что Олялин — на своем месте, он ничье чужое место не за-ни-ма-ет! На своем месте талантливо делает свое дело.
Тем более что он приехал сюда с семьей — на ПМЖ! Не для того, чтобы срубить пару тысяч и уехать в свой Питер или Красноярск. Он влюбился в наш город. Ему ведь квартиру в Москве предлагали.
А как он на украинском языке разговаривал! Столько раз покупал! Звонит телефон. Слышу в трубке: «Доброго дня! Це Лесь Олександрович?.. «Он ведь и голос мог изменить! «Хто це?» — спрашиваю. А в ответ: ха-ха-ха!.. Так, вiн знав мову. Умел говорить. Причем не так, как в некоторых российских фильмах хохла передразнивают, а красиво, правильно!
Есть вещи, которые сильнее национальности, политики. Коля был очень надежным человеком, другом, товарищем! Надежным партнером. В семье своей он был надежным мужем, отцом!..
И эта надежность привлекала людей. Олялина любили богатые и не очень, молодые и старики. Он внушал доверие. На него смотришь и думаешь: если мне будет плохо, то такой человек точно поможет. И даже только мысли об этом помогают жить.
А каким прекрасным, комфортным режиссером был Олялин! Для сравнения: например, тот же Володя Бортко — ненормальный. Во время съемок орет на всех, ругается. Когда снимали «Тараса Бульбу», и на меня кричал так, что все уши закрывали. А мы с ним, между прочим, 37 лет знакомы!
Бортко не раз говорили: «Володя, ты себя безобразно ведешь. Нельзя так!» А он: «Да, верно. Меня однажды сняли скрытой камерой, я посмотрел, как веду себя на площадке. Это стыд, позор, катастрофа, за это убивать надо! Простите меня! Ведь это — не личное, ради дела!» И все его прощают. За талант. Ну темперамент у человека такой! Горит сам и хочет, чтобы все горели. Зато быстро снимает. А время — это деньги.
Олялин же как режиссер вел себя на съемках совсем иначе. Никогда не останавливал репетицию, чтобы долго и занудно что-то объяснить или наорать, как Бортко и другие. У него были терпение и выдержка артиллериста Цветаева, который медленно, чтобы наверняка, ловил в прицел вражеский танк, понимая, что и тот может успеть выстрелить первым. Режиссер Олялин мог потом наедине сказать актеру два-три слова — и актер преображался.
Так мы работали в фильме «Неотстрелянная музыка», с которым в конце 80-х годов Коля дебютировал как режиссер и сценарист. Сюжет картины очень понятный и простой — о любви и дружбе. Главные роли исполняли Олялин — бывший летчик-афганец, я — тоже летчик, его товарищ, Саша Яковлева, Нина Колчина…
Помню, встретились мы возле Сенного базара, и Коля начал рассказывать о сценарии. Там были воспоминания о войне в Афганистане, кошмары… Он так живо, точно, с такими подробностями, словно был очевидцем событий. А оказалось, что ретроспективные, афганские сцены они уже снимали в Средней Азии. Советское командование разрешило съемочной группе поехать в Афганистан. Многие артисты ездили туда с концертами. Но только режиссер Олялин вместе со своими хлопцами попросились поработать несколько дней санитарами в полевом госпитале. Таскали на носилках от вертолетов и машин-санитарок порезанных, пострелянных, покалеченных солдат и офицеров — на собственной шкуре почувствовали правду жизни.
Картину «Неотстрелянная музыка» снимали в Москве, потом на Камчатке. На край света я попал впервые в жизни. Поселили нас в лучшей петропавловской гостинице «Гейзер». Я в жизни никогда так не жил, как в том «Гейзере»: двухкомнатный номер с видом на залив. Фантастично! После съемок Коля организовал экскурсию по полуострову. Благодаря его популярности нам на целый день дали вертолет. Командир экипажа Самарский — лучший вертолетчик спасательной службы Камчатки — показал нам и знаменитый действующий вулкан Авачик, и чудесную Долину гейзеров. Там мы с Олялиным залезли в теплое серное озеро, просидели минут двадцать, вылезли красные, как раки! Хотя знали, что в нем нельзя находиться более двух минут?! Думали, ожоги будут, но обошлось.
Потом покружили над озером то ли из серной, то ли из соляной кислоты. Самарский рассказывал, что если уронить туда обручальное кольцо — растворится. А озеро — божественной красоты… «И что мы тут забыли? — сделал страшные глаза Коля. — Полетели дальше!»
Была у нас на Камчатке и рыбалка, которую организовал в заливе Колин приятель Юра, капитан сейнера. Нам с Олялиным, конечно, «повезло»: вытащили порожнехонькие невода. Кончилось тем, что Юра купил у рыбаков за копейки то ли кету, то ли горбушу, но с икрой. Там же, на сейнере, приготовил нам малосольную икру. Часть рыбы поджарили, часть сварили. Было необыкновенно вкусно.
После обеда катались на сейнере по заливу. Там, на берегу океана, мы с Колей впервые в жизни увидели черный песок: во время извержения вулкана в океан летит расплавленная магма и пепел.
… А наш фильм я однажды даже в кинотеатре смотрел — в станице под Ростовом. Только название на афише другое было: «Весна и лето будущего года». А фамилии — Олялин, Яковлева, Сердюк… Странно, думаю, что такое? Не поленился, взял билетик за 50 копеек. Оказалось, да, это наша «Неотстрелянная музыка». Билетик тот я потом Коле подарил. Он довольно хмыкнул: «Надо же, люди ходят. Значит, не зря мы с тобой жили!.. «
760Читайте нас у Facebook
