Дело учителя музыки, убившего жену и ее любовника, жители прикарпатского городка слушали, стоя на улице под репродукторами, потому что зал судебных заседаний не мог вместить всех желающих
О Кларе Маргулян в Хмельницкой области ходят легенды. Из уст в уста передаются рассказы о том, как ее подзащитные выходили на свободу… прямо из зала суда. Адвокатская деятельность Клары Григорьевны оценена на государственном уровне: недавно ей вручен орден княгини Ольги, а имя заслуженного юриста Маргулян занесено в книгу «Выдающиеся юристы современности».
Но не о своих блестящих победах рассказала она «ФАКТАМ», а о том, что память продолжает тревожить дело, которое не смогла довести до конца.
«Николай не хотел верить в худшее, но сердце подсказывало ему: нечисто дело»
Не случись в декабре 1947 года денежная реформа, стать бы Кларе Маргулян известным кулинаром, и заваривала бы она каши не в судах, а на кухне. Но реформа грянула…
По оговоренным условиям, деньги, находящиеся на руках у населения и хранящиеся в сбербанке, обменивались по-разному. Выгоднее -- те, что «лежали на книжках». Вот народ и кинулся в сберкассы, сотрудники которых помогали кое-кому делать запрещенные вклады. А в следующем, 1948 году, уже начались судебные процессы. Виновные в пособничестве лжевкладчикам получали огромные сроки, их называли «декабристами» -- по месяцу, когда совершили преступление.
Слушалось подобное дело и в маленьком городке, где жила семья Маргулян. Клара с братом отправились в суд. Служащие местного банка уверяли, что к должностному преступлению их вынудила городская верхушка, но кто им верил? Подсудимые были сурово наказаны, и Клару это потрясло. «Я буду юристом. Буду защищать людей», -- сказала она брату. С тех пор кого только не защищала! От дела одного убийцы она могла и отказаться -- оно было не из тех, на которое ее назначили.
-- Ко мне пришли родители Николая и со слезами на глазах попросили, чтобы я его защищала, -- вспоминает Клара Маргулян. -- Николай был из тех, о ком говорят: «мухи не обидит», тем не менее он убил и от защиты отказывался. Именно поэтому меня просили быть у него адвокатом.
В следственном изоляторе человек быстро ломается. Даже невиновные замыкаются, теряют волю к жизни. Николай же свою вину признавал полностью. Совершив преступление, сам вызвал милицию. Разговаривая с Кларой Григорьевной, не пытался, по ее словам, выжать у защитника слезу. Она спрашивала -- он отвечал. Подробно, заново переживая все, что случилось в его жизни за последние полгода.
… Учитель музыки, можно сказать, был профессиональным романтиком, обожал свою жену Галю, смотрел на нее, как на мадонну с младенцем. Но «мадонне» -- 22 года. Придя в школу преподавать химию, она мало чем отличалась от старшеклассниц. Вот и засмотрелся на нее ученик. Стал задерживаться в кабинете химии после уроков.
Прошло время -- и педагоги стали замечать, что на факультатив по химии чаще всего остается один ученик -- девятиклассник Вадим. Вначале маму Вадика (тоже преподавателя этой школы) очень радовало стремление сына к знаниям. Но вскоре в коллективе пополз шепоток -- мол, слишком уж часто Галина стала уединяться с учеником в подсобке кабинета химии, а когда они выходили оттуда, их глаза подозрительно блестели…
Вначале и мама Вадика, и Николай старались пропускать эти разговоры мимо ушей: мол, среди учителей столько одиноких дам -- вот и мерещится им Бог весть что! Но настало лето, и старшеклассников вывезли «на картошку». И здесь уж все обратили внимание: где Галя -- там и Вадик.
Мать Вадима пыталась поговорить с сыном, но тот отмахнулся: что ты, дескать, выдумываешь? Просто Галина Степановна хорошая учительница, все в классе ее любят. А мне интересно с ней не только про химию говорить. Николай, со своей стороны, пожурил жену, но Галя рассмеялась: «Я и не знала, что ты такой ревнивый».
Начался очередной учебный год -- и Вадим с Галей, уже не таясь, встречались по вечерам после школы. Николай не хотел верить в худшее, но сердце подсказывало ему: нечисто дело. В ответ на его робкие попытки выяснить отношения Галя возмутилась: «Постыдился бы, сын у нас!»
«Человек, никогда не державший в руках нож, почему-то сразу попадает в сердце»
Развязка наступила, когда в один из вечеров Николай не застал жену дома. Он к родителям (после женитьбы сына они оставили дом молодым, а сами перешли во времянку). Галины не было и там, только малыш, которого нянчили дедушка с бабушкой, давая супругам возможность работать. 8 часов вечера -- Гали нет, 9 -- нет. 11, 12… В час ночи он решил пойти к троллейбусной остановке, еще теша себя надеждой, что жена задержалась по делам. Но пришел последний троллейбус, из его дверей никто не вышел. Не зная, что и думать, Николай вернулся домой, а там… супружеская постель расстелена, в ней -- жена и ее ученик в весьма недвусмысленной позе.
Николай не мог объяснить, что с ним произошло. Просто голова пошла кругом, и он бросился в кухню, схватил нож, подбежал к кровати, стал вонзать его в тела любовников. Один раз, другой, третий. Бил не глядя, но… Этот парадокс хорошо знают криминалисты: человек, никогда не державший в руке нож, в первый раз, как правило, попадает в сердце. Так случилось и с Николаем. Когда перед его глазами рассеялся туман, он увидел перед собой два трупа. Кинулся к телефону, позвонил в милицию: «Приезжайте, я убил».
-- Когда человек внутренне не настроен на сопротивление наказанию, защищать его, с одной стороны, труднее, а с другой -- легче: видя беспомощность человека, сам активизируешься в поиске аргументов в его защиту. Я это поняла, еще когда выступала адвокатом в первом в своей жизни деле, -- вспоминает Клара Маргулян. -- Парня судили за хулиганство -- в конце 50-х оно сурово каралось. Безмотивная драка, возникшая между подвыпившими молодыми людьми, привела к тому, что один из них был тяжело травмирован.
Парень, к которому меня назначили адвокатом, не отрицал своей вины: «Может, я и ударил. Раз говорят, значит было. Но не помню», -- твердил он. Я к родственникам: может, парень болел чем и страдает провалами памяти? Ни мать, ни сестра ничего вразумительного сказать не могли. С помощью экспертов доискались истины: подзащитный состоял на учете по поводу какого-то психзаболевания. Его это спасло от сурового наказания, а мне стало уроком: не оставляй без ответа ни одного вопроса, который возникает во время работы с подзащитным.
Вот и в деле Николая нужно было оценить его состояние. Убил, бесспорно. Но умышленное ли это убийство или убийство в состоянии физиологического аффекта, вызванного действиями самих потерпевших? «Действиями, унижающими достоинство другого», -- как сказано в законе.
Я попросила вызвать в суд экспертов -- психолога и психиатра -- и спросила их: могли ли обстоятельства, предшествовавшие убийству, вызвать у Николая состояние аффекта. Эксперты ответили: «Да». Стресс накапливался с тех пор, как он начал подозревать свою жену. Знал, что она встречается со школьником, но сдерживал себя. А в тот роковой вечер ждал ее, искал, встречал. Последней каплей стало то, что он увидел в спальне.
«Взяла на себя ответственность за чью-то судьбу -- неси ее до конца»
Городок был потрясен обстоятельствами убийства молоденькой учительницы и ее ученика. Дело слушал областной суд. Зал судебного заседания не мог вместить всех желающих. Люди толпились в коридоре, на площади перед зданием суда. На улицу были вынесены динамики. Под ними собралась толпа. Клара Григорьевна не помнит, чтобы столько народу сочувствовало убийце!
-- Зал в судебном заседании -- это не просто слушатели, -- говорит известный адвокат. -- Кому люди сочувствует? Кого осуждают? Если они с адвокатом -- работать намного легче. А если нет? Тогда в тебя могут швырнуть камнем. В моей практике и такое случалось. Швыряли. Из-за надела земли, которая на селе всегда была первейшей причиной раздоров. Камней я не боюсь, а вот проклятий… Особенно если они посылаются на головы детей.
В тот раз душа Клары Григорьевны ликовала. Николая осудили к трем годам лишения свободы. Это был колоссальный успех. Однако потерпевшие -- родители Гали и Вадима -- обжаловали приговор. В Верховном суде работают блестящие профессионалы. Но…
В любом деле есть такая вещь, как протокол судебного заседания. После того как вынесен приговор, адвокат обязан с ним ознакомиться. Тридцать лет Клара Маргулян была заведующей консультацией и, по ее собственным словам, с адвокатов три шкуры снимала, когда узнавала, что они не читали протокола -- ведь это зеркало судебного процесса! Защитник имеет право написать свои замечания к протоколу судебного заседания -- что упущено, что представлено не так. Судья может принять замечания: а может и не принять. Но замечания остаются в деле, и на них обязательно обратят внимание в следующей инстанции.
-- И вот я читаю протокол по делу Николая, -- вспоминает Клара Григорьевна. -- Вроде бы все правильно. Но в то же время в документе отсутствовало главное: в нем не был отражен накал страстей, психологические нюансы дела. Судья спросила меня: «Ну как? У вас есть замечания?» Я отвечаю: «Весь протокол написан плохо. Он казенный. Дело придет в Верховный суд и вы увидите -- с таким протоколом ваш приговор не удержится. К сожалению, я не могу написать новый протокол. А три, десять предложений ничего не изменят».
Мое предсказание сбылось. Интересы потерпевших в Верховном суде отстаивали блестящие киевские адвокаты Гинзбург и Шафранский. И приговор отменили, дело направили на новое рассмотрение в Тернопольский областной суд. Но я туда поехать не смогла -- у меня заболела дочь. Защиту поручили другому адвокату, а тому оказалось не под силу убедить суд. Николая осудили за умышленное убийство -- на восемь лет. Я потом встречалась с адвокатами потерпевших. Они утешали меня: «Не расстраивайтесь, милая. Вы не виноваты в том, что проиграли дело».
Такова терминология: «выиграл», «проиграл». Но я ее никогда не употребляю. Речь о человеческих судьбах -- какие игры?
Убийства из ревности были и будут. Когда речь идет о наказании человека, лишившего кого-то жизни, стоит ли переживать из-за того, что он отсидит на пять лет больше?
-- Адвокат обвиняемого -- это человек, который лучше всех его понимает, -- убеждена Клара Григорьевна. -- Я своим подзащитным никогда ничего не обещаю, но они знают, что сделаю все возможное для того, чтобы суд их понял. В случае с Николаем этого не произошло. В последнем слове он не просил у суда снисхождения к себе… С тех пор я исповедую: взял на себя ответственность за какую-то судьбу -- неси ее до конца. Потому что если ты этого не сделаешь, тяжелый груз ляжет на твою совесть, и нести такой груз придется всю оставшуюся жизнь…
И последнее, о чем нельзя было не спросить Клару Маргулян. Всю жизнь она кого-нибудь защищала, но времена изменились. И настолько, что, если она раньше ходила по городу, никого и ничего не опасаясь (»Как будто у меня на лбу написано, что я адвокат»), то теперь состояние иное (»Сама-то ладно, а вот когда дочь затемно возвращается, волнуюсь»), неужто ей не хочется перестать защищать?
-- Нет, -- ответила Клара Григорьевна, -- не хочется. А если бы захотелось, то это значило бы, что я неправильно выбрала профессию.
782Читайте нас у Facebook
